Итак, в марте, после получения от Франции обещаний предоставления нового кредита, Франклин заявил о своей готовности уйти в отставку. «Я перешагнул семидесятипятилетний рубеж», — писал он, добавляя затем, что страдает от подагры и общей слабости. «Не думаю, что мои умственные способности ухудшились, но, возможно, буду последним, кто это обнаружит». Отдав общественной деятельности пятьдесят лет, он приобрел «славу, достаточную для удовлетворения любых разумных амбиций», и у него «не осталось никакого другого желания, кроме желания уйти на покой, которое, как я надеюсь, Конгресс удовлетворит».

Он включил одну личную просьбу о том, чтобы члены Конгресса подыскали работу для его внука Темпла, который отказался от возможности изучать право ради того, чтобы служить своей стране в Париже. «Если они сочтут подходящим использовать его в качестве секретаря посла при любом европейском дворе, то я убежден, что будут иметь основания быть довольными его поведением, и я с благодарностью восприму его назначение как любезность, оказанную лично мне»[507].

Конгресс отклонил прошение Франклина об отставке. Напротив — приятный сюрприз! — он получил дополнительную роль одного из пяти специальных уполномоченных по мирным переговорам с Британией в случае окончания войны. Другими специальными уполномоченными стали Джон Адамс (первоначально единственный уполномоченный; в тот момент он находился в Голландии), Томас Джефферсон (вновь отказавшийся от заморского назначения по личным обстоятельствам), плантатор и коммерсант из Южной Каролины Генри Лоуренс (взятый во время плавания в плен британцами и заключенный в лондонский Тауэр) и нью-йоркский адвокат Джон Джей. Кандидатура Франклина вызвала много споров и была утверждена отчасти под давлением Вержена. Несмотря на сомнения в энергичности Франклина, французский министр инструктировал своего посла в Филадельфии лоббировать его кандидатуру и информировать Конгресс, что его поведение «является столь же ревностным и патриотичным, сколь мудрым и осмотрительным». Вержен также просил Конгресс обязать новую делегацию не предпринимать никаких шагов без одобрения Франции. Конгресс согласился и дал своим специальным уполномоченным строгую инструкцию «поддерживать по всем вопросам самые честные и доверительные контакты с министрами нашего великодушного союзника, короля Франции, и не предпринимать во время переговоров о мире или перемирии никаких действий, не поставив их в известность и не получив их согласия»[508].

Адамс пришел в ужас от такой зависимости и назвал полученные инструкции «позорными». Джей с ним согласился, заявив: «Отдавая себя в руки короля Франции», Америка не «сможет ни проводить в жизнь свои интересы, ни укреплять свой статус». В то же время Франклин был доволен инструкциями о необходимости следовать указаниям Франции. «Я столько раз был свидетелем проявления доброты Его Величества по отношению к нам, — писал он Конгрессу, — и искренности его честного и способного министра [Вержена], что не сомневаюсь: доверие будет использоваться разумно и иметь счастливые последствия»[509].

Его также ободрил и личный триумф. Вопреки возражениям даже таких друзей, как Сайлес Дин, он смог добиться назначения Темпла секретарем новой делегации. Почетность его нового назначения и отказ в отставке помогли ему почувствовать себя моложе своих лет. «Я называю эту преемственность высокой честью, — писал он другу, — и действительно считаю его более высоким, чем первое назначение, когда считал, что всех усилий моих врагов… недостаточно, чтобы помешать ему состояться».

Он даже написал еще одно дружеское письмо Адамсу, чья ведущая роль в переговорах с Британией была ослаблена в результате назначения новой делегации. Их совместное назначение, доказывал Франклин Адамсу, большая честь, но одновременно он жаловался, что их, вероятно, будут критиковать за все, чего бы они ни достигли. «Я никогда не слышал о мире, заключенном даже на самых благоприятных условиях, который не порицали бы как недостаточно выгодный, — писал он. — „Блаженны миротворцы“ — это выражение, полагаю, следует понимать как имеющее отношение к тому свету, так как на этом свете их часто проклинают»[510].

Как мастер налаживать отношения между властью и дипломатией, Франклин знал: невозможно выиграть за столом переговоров то, что не выиграно на поле боя. Он сумел договориться о союзе с Францией только после того, как американцы одержали победу в битве под Саратогой в 1777 году, и смог бы договориться о приемлемом мире с Британией только после того, как Америка и ее союзница Франция одержали бы даже еще более крупную победу.

Эта проблема разрешилась в октябре 1781 года. Британский генерал лорд Корнуоллис двинулся маршем на север от Чарльстона, стремясь вступить в бой с силами генерала Вашингтона, и занял их позиции в Йорктауне, Виргиния. Поддержка французов сыграла решающую роль. Лафайет выступил против южного фланга Корнуоллиса, чтобы отрезать ему путь к отступлению, французский флот вошел в Чесапикский залив, чтобы помешать противнику спастись морем, французская артиллерия прибыла из Род-Айленда, а девять тысяч французских солдат присоединились к двенадцати тысячам американских солдат под командованием генерала Вашингтона. Две колонны по четыре сотни человек в каждой, одна французская, а другая американская, начали совместную атаку и бомбардировку позиций неприятеля, которая продолжалась день и ночь с такой интенсивностью, что когда Корнуоллис 17 октября направил из своего лагеря барабанщика, чтобы подать сигнал о готовности сдаться, французы и американцы не сразу его заметили. Прошло четыре года после битвы под Саратогой и шесть с половиной лет после сражений при Лексингтоне и Конкорде. Девятнадцатого ноября сообщение о триумфе союзников под Йорктауном было доставлено Вержену, который направил ноту Франклину, а тот размножил ее на своем типографском станке в Пасси и утром следующего дня разослал друзьям.

Хотя казалось, что война успешно завершена, Франклин проявлял осторожность. Вплоть до отставки нынешнего кабинета министров сохранялась вероятность, что Британия возобновит боевые действия. «Я помню, что когда мальчишками мы боксировали один на один, нам разрешалось даже после того как противник заявлял, что с него довольно, наносить завершающий удар, — писал он Роберту Моррису, американскому министру финансов. — Давайте держать порох сухим»[511].

Правительство лорда Норта пало в марте 1782 года, и ему на смену пришел кабинет министров, возглавляемый лордом Рокингемом. Теперь переговоры о мире между Америкой и Британией стали возможны. Так случилось, что Франклин оказался единственным из пяти американских специальных уполномоченных, находившихся в тот момент в Париже. Таким образом, в течение нескольких следующих месяцев, вплоть до прибытия сначала Джея, а затем и Адамса, он вел переговоры в одиночку. При этом столкнулся с двумя усложняющими ситуацию факторами: